искусство

Необходимость уловить в самой постановке психологической проблемы искусства тот спецификум искусства, который выделяет художественную реакцию из всего поведения человека, можно пояснить на любой психологической теории искусства. Назвать это собственное имя искусства, указать этот спецификум, – это значило бы решить проблему. Это не составляет нашей задачи. Но без предварительного определения места его нахождения нельзя строить исследование. Надо нащупать искомую неизвестную величину, выразить ее условно Х-ом и установить ее отношения с известными или данными психологическими величинами. Надо затем составить алгебраическое уравнение. Я, оставляя пока это уравнение, попытаюсь лишь выразить X, т.е. наметить в виде проблемы – искомую неизвестную величину. [29.2, 5] Если бы стихотворение о грусти не имело никакой другой задачи, как заразить нас грустью, это было бы очень грустно для искусства. Настоящая природа искусства всегда несет в себе нечто преодолевающее обыкновенное чувство, и тот же самый страх, и та же самая боль, и то же волнение, когда они вызываются искусством, заключают в себе еще нечто сверх того, что в них обычно содержится. И это нечто преодолевает эти чувства, просветляет их, и таким образом осуществляется самое важное назначение искусства. "Заразительность" искусства основана не на простой передаче чувств от одного к другому, – в этом смысле речь оратора, крик боли, громкое ура не менее заразительны. Стихи о грусти ставят нас над грустью, побеждают ее, преодолевают, разрешают. Как они достигают этого, какими психологическими средствами, – в этом и заключается то X, то собственное имя искусства, та искомая величина, с которой должно начинаться исследование. [29.2, 7]